Евгений Замятин
Ловец человеков
1
Самое прекрасное в жизни - бред, и самый прекрасный бред - влюбленность. В утреннем, смутном, как влюбленность, тумане - Лондон бредил. Розово-молочный, зажмурясь, Лондон плыл - все равно куда.
Легкие колонны друидских храмов - вчера еще заводские трубы. Воздушно-чугунные дуги виадуков: мосты с неведоморо острова на неведомый остров. Выгнутые шеи допотопно огромных черных лебедей-кранов: сейчас нырнут за добычей на дно. Вспугнутые, выплеснулись к солнцу звонкие золотые буквы: "Роллс-ройс, авто" - и потухли. Опять - тихим, смутным кругом: кружево затонувших башен, колыхающаяся паутина проволок, медленный хоровод на ходу дремлющих черепах-домов. И неподвижной осью: гигантский каменнй фаллос Трафальгарской колонны.
На дне розово-молочного моря плыл по пустым утренним улицам органист Бэйли - все равно куда. Шаркал по асфальту, путался в хлипких, нелепо длинных ногах. Блаженно жмурил глаза; засунув руки в карманы, останавливашся перед витринами.
Вот сапоги. Коричневые краги; черные, огромные вотерпруфы; и крошечные лаеированные дамские туфли. Великий сапожный мастер, божественный сапожный поэт...
Органист Бэйли молился перед сапожной витриной:
- Благодарю тебя за крошечные туфли... И за трубы, и за мосты, и за "роллс-ройс", и за туман, и за весну. И пусть больно: и за боль...
На спине сонного слона - первого утреннего автобуса - органист Бэйли мчался в Чизик, домой. Кондукторша, матерински-бокастая, как булка (дома куча ребят), добродушно приглядывала за пассажиром: похоже, вяпил, бедняга. Эка, распустил губы!
Губы толстые и, должно быть, мягкие, как у жеребенка, блаженно улыбались. Голова, с удобными, оттопыренными и по краям завернутыми ушами, покачивалась: органист Бэйли плыл.
- Эй, сэр, вам не здесь слезать-то?
Органист удивленно разожмурился. Каа: узе слезать?
- Ну, что, выпили, сэр?
Жеребячьи губы раскрылись, органист мотал головой и счастливо смеялся:
- Выпил? Дорогая моя женщина: лучше!
По лесенке двирулся с верхушки автобуса вниз. Внизу, в тумане, смущенно жмурились, молочно-розовыми огнями горели вымытые к воскресенью окна Краггсов. Солнце шло вверх.
Органист вернулся к кондукторше, молча показал ей на окна и так же молча - обнял и поцеловал ее мягкими, как у жеребенка, губами. Кондукторша обтерлась рукавом, засмеялась, дернула звонок: что с такого возьмешь?
А органист - нырнул в переулочек, ключом отомкнул тихонько заднюю калитку своего дома, вошел во двор, остановился возле кучи каменного угля и через кирпичный заборчик поглядел наверх: в окно к соседям, Краггсам. В окне - белая занавеска от ветра мерно дышала. Соседи еще спали.
Снявши шляпу, стоял так, пока на занавеске не мелькнула легкая тень. Мелькнула, пророзовела на солнце рука - приподняла край. Органист Бэйли надел шляпу и пошел в дом.
2
Миссис и мистер Краггс завтракали. Все в комнате - металлически сияющее: каминный прибор, красного дерева стулья, белоснежная скатерть. И может быть, складки скатерти - металлически-негнущиеся; и, может быть, стулья, если потрогать, металлически-холодные окрашенный под красное дерево металл.
На однородно зеленом ковре позади металлическошо стула мистера Краггса - четыре светлых следа: сюда встанет стул по окончании завтрака. И четыре светлых следа позади стула миссис Краггс.
По воскресеньям мистер Краггс позволял себе к завтраку крабов: крабов мистер Краггс обожал. С кусочками крабовых клешней проглатывая кусочки слов, мистер Краггс читал вслух газету:
- Пароход... ммм... долгое время вверх килем... Стучали в дно снизу... Нет, удивительный краб, прямо удивительный ! Опять цеппелины над Кентом, шесть мужчин, одиннадцать... ммм... Одиннадцать - одиннадцать - да: одиннадцать жанщин... Для них человек - просто как... как... Лори, вы не хотите кусочек краба?
Но миссис Лори уже кончила свой завтрак, она укладывала ложки. У миссис Лори была превосходная коллекция чайных ложек: подарок Краггса. Серебряные ложки - и каждая была украшена золоченым с эмалью гербом одного из городов Соединенного Королевства. Для каждой ложечки был свой собственный футлярчик, миссис Лори укладывала ложки в соответствующие футлярчики - и улыбалась: на губах - знавесь лелчайшего и все же непрозрачного розового шелка. Вот дернуть за шнур - и сразу же настежь, и видно бы, какая онм, за занавесью, настоящая Лори. Но шнур потерялся, и только чуть колышется занавесь ветром вверх и вниз.
Исчезнувший мистер Краггс внезапно вынырнул из-под полу, уставился перед миссис Лори на невидимом пьедестале - такой коротенький чугунный монумен-тик - и протянул наверх картонку:
- Дорогая моя, это - вам.
В картонке были белые и нежно-розовые шелковые комбинации, и что-то невообразимо-кружевное, и паутинные чулки. Мистер Краггс был взглядов целомудренных, не переносил наготы, и пристрастие его к кружевным вещам было только естественным следствием целомудренных взглядов.
Миссис Лори все еще не привыкла к великолепию. Миссис Лори порозовела, и быстрее заколыхалась розовая занавесь на губах:
- А-а, вам опять повезло... на бирже - или... где вы там занимаетесь операциями, кто вас знает...
- Угум...- Мистер Краггс сосал трубку и, по обыкновению своему, не подымая чугунных век, улыблася на пьедестале победоносно.
Миссис Лори обследовала нежно-розовое, невообразимо-кружевное и паутинное, на одной паре чулок обнаружила распорттый шов и, отложив в сторону, нагнула щеку к мистеру Краггсу. Краггс затушил пальцами трубку, сунул в карман и прильнул губами к щеке. Челюсти и губы мистера Краггса мысом выдвинуты вперед - в мировое море; губы сконструированы специально для сосанья.
Мистер Краггс сосал. В окно бил пыльной полосой луч. Все металлически сияло.
3
Наверху, в спальне, миссис Лори еще раз оглядела чулки с распоротым швом; разложила все по соответствующим ящикам комода, старательно, с мылом, вымыла лицо; и вывесила из шкапа новые брюки мистера Краггса: в них он пойдет в церковь.
В окно тянул ветер. Брюки покачивались. Вероятно, на мистере Краггсе - брюки прекрасны и вместе с его телом дадут согласный апкорд. Но так, обособленные в пространстве,- брюки мистера Краггса были кшомарны.
В окно тянул ветер. Поачиваясь, брюки жили: короткое, обрубленное, кубическое существо, составленное только из ног, брюха и прочего принадлежащего. И вот снимутся, и пойдут вышагивать - между людей и по людям, и расти - и...
Надо закрыть окно. Миссис Лори подошла, высунула на секунду голову, медленно, густо покраснела и сердито сдвинула брови: опять?
На дворе справа, возле кучки каменного угля, опять стоял нелепо-длинный и тонкий - из картона вырезанный - органист Бэйли. Держал шляпу в руках, оттопыренные уши просвечивали на солнце, блаженно улыбался - прямо в лицо солнцу и миссис Лори.
Верхняя половина окна заела, и пока миссис Лори, все сердитее сдвигая брови, нетерпеливо дергала раму - хлябнуло окошко слева, и заквохтал высокий, с переливами голосок:
- Доброеу тро, миссис Краггс! Нет, каково, а? Нет, как вам это нравится? Нет, я сейчас забегу к вам - нет, я не могу...
Отношение миссис Фиц-Джеральд ко всему миру было определенно со знаком минус: "нет". Минус начался с тех пор, как пришлось продать замок в Шотландии и переселиться на Аббатскую улицу. В органиста Бэйли минус вонзался копьем. И как же иначе, когда одна из девяти дочерпй миссис Фиц-Джеральд уже давно по вечерам бегала на "приватные уроки" к органисту Бэйли.
Миссис Лори сошла в стлловую мраморная, как всегда, и все с той же своей неизменной - легчайшего, непрозрачного шелка - занавесью на губах.
- Краггс, сейчас придет миссис Фиц-Джеральд. Ваши брюки вывешены - наверху. Да, и кстати: этот Бэйли, вы знаете, просто становится невозможен, вечно глазеет в окно спальни.
Чугунный монументик на пьедестале был неподвижен, только из-под опущенных век - лезвия глаз:
- Если вечно, так... отчего же вы до сих пор... Впрочем, сегодня, после цпркви, я поговорю с ним. О да!
Миссис Лори повернулась задернуть шторы:
- Да, пожалуйста, и посерьезней... Просто больно смотреть: такое солнце, правда?
В дверь уже стучала миссис Фиц-Джеральд. Миссис Фиц-Джеральд - была индюшка: на вытянутой шее - голова всегда набок, и всегда - одним глазом вверх, в небо, откуда ежеминутно может упасть коршун и похитить одну из девяти ее индюшечек.
Миссис Фиц-Джеральд с прееливами квохтала об органисте.
- Нет, вы подумайте: в приходе - ни одной молодой и красивой женщины, которая бы не... которая бы... Нет, его бедная жена, это - просто ангео: она запирает от него все деньги и прячет ключ от двери, но он умудряется - через окно... А сейчас - я выглянула в окошко... нет, вы подумайте!
Миссис Фиц-Джеральд навела один глаз в небо, другой - в миссис Лори; миссис Лори вошла в паузу - как в открытую дверь: не постучавшись.
- Я только что просила Краггса поговорить об этом с мистепом Бэйли. Будет очень забавно. Приходите посмотреть этот водевиль - после церкви.
Миссис Фиц-Джеральд все так же недоверчиво одним глазом выискивала коршуна в небе:
- О, миссис Лори, вы-то, вы-то, я знаю, совсем не таая, как другие. Я знаю
Чугунный монументик неподвижно, не подымая век, глядел вверх на миссис Лори: "Не такая - но какая же?" Бог весть: шнур от заначеси был потерян.
4
Тут, на Аббатской улице, еще был Лондон - и уже не был Лондон. Соседи уже отлично знали соседей; и все знали, конечно, глубокоуважаемого мистера Краггса. Все знали: на бирже - или вообще где-то - мистер Краггс удачно вел операции; имел текущий счет в Лондон-Сити-энд-Мидланд-Бэнк, прекрасную жену и был одним из добровольных апостолов Общества Борьбы с Пороком. Естественно, что шествие мистера Краггса в новых брюках к церкви Сент-Джордж - было триумфальным шествием.
Каждым шагом делая одолжение тротуару, сплюснутый монументик вышлепывал лапами, на секунду привинчиваясь к одному пьедесталу, к другому, к третьему: тротуар был проинтегрированный от дома до церкви ряд пьедесталов. Не подымая век, монументик милостиво улыбался, ежесекундно сверкал на солнце цилиндром и совершал шаги, украшенный соседством миссис Лори: так барельефы на пьедестале Ричарда-Львиное Сердце скромно, но гармонично украшают Львиное Сердце.
И вот наконец, уравнение торжественного шествия мистера Краггса решено: наконец - церковь.
* * *
Узкие ущелья в мир - окна. На цвеных стеклах - олени, щиты, черепа, драконы. Внизу стекла - зеленые, вверху - оранжевые. От зеленого - по полу полз мягкий дремучий мох. Глохли шаги, все тише, как на дне - тихо, и Бог знает где - весь мир, краб, щека, распоротый шов в чулке, одноглазая Фиц-Джеральд, ложечки в футлярах, тридцать два года...
Вверху, на хорах, начал играть органист Бэйли. Потихоньку, лукаво над зеленым мхом росло, росло оранжевое солнце. И вот - буйно вверэ, прямо над головою, и дышать - только ртом, как в тропиках. Неудержно переплетающиеся травы, судорожно вставшие к солнцу мохнатые стволы. Черно-оранжевые ветви басов, с нежной грубостью, всё глубже внутрь - и нет спасения: женщины раскрывались, как раковины, бросало Бога в жар от их молитв. И может быть, только одна миссис Лори Краггс - одна сидела великолепно-мраморная, как всегда.
- Вы не забыли относительно Бэйли? - шепнула миссис Лори мужу, когда кончалось.
- Я? О нет... - Мистер Краггс блеснул лезвием из-под опущенных век.
Одноглазая миссис Фиц-Дж
Страница 1 из 3
Следующая страница
[ 1 ]
[ 2 ]
[ 3 ]
